Уважаемые читатели!

            Вашему вниманию представляем статью А. А. Данцева «Кумиры» из истории Новочеркасского драматического театра, опубликованную в журнале «Новочеркасскъ» № 1 за 2011 г.

На сцене театра казачьей столицы играло немало актеров, заслуживших право именоваться любимцами публики. Были, однако, и любимцы из любимцев, которых называли кумирами. Эти почетные титулы зрительских симпатий надежно прикипели во второй половине 70-х годов XIX столетия к двум актерам, перебравшимся в Новочеркасск из Киева, - Митрофану Трофимовичу Иванову-Козельскому и Владимиру Васильевичу Чарскому.

Дочь тогдашнего антрепренера новочеркасского театра Владимира Дмитриевича Рокотова Маргарита Владимировна Ямщикова, ставшая известной в России писательницей, рассказывала: «Помню, когда мы приехали (на Дон), бывшие у нас новочеркасцы нежно вспоминали какого-то актера-премьера Градова. При отце такими кумирами были Иванов-Козельский и Чарский, причем, между поклонниками того и другого словесные битвы доходили до смертельной вражды, а одна поклонница Иванова-Козельского подарила на именины моей сестре, восхищавшейся вместе с нею игрою Козельского, специально заказанную бонбоньерку с конфетами в виде стопочки книг, на корешках которых были вытеснены названия всех пьес, в которых выступал в Новочеркасске этот актер, на обложке же значилось золотыми буквами: «На память о Митрофане Трофимовиче Иванове-Козельском».

По словам Маргариты Владимировны, в Новочеркасске «публика делилась на поклонников Чарского и поклонников Козельского. Одни говорили о божественном голосе и задушевности Козельского; другие козыряли темпераментом Чарского и якобы его какою-то особенною элегантностью».

Обе знаменитости сыграли в Новочеркасске множество ролей. Они были заняты в спектаклях по пьесам: «Гамлет», «Отелло», «Коварство и любовь», «Каширская старина», «Свекровь», «Дмитрий Самозванец», «Гроза», «Злоба дня», «Свадьба Кречинского», «Ошибки молодости», «Русская свадьба» и т.д.

Актер Иванов стал Козельским благодаря нехитрой манипуляции: он добавил к своей фамилии «половинку» - «Козельский» и под этой двойной фамилией получил известность в театральном мире. Первоначально он был мелким чиновником и не помышлял о сценической карьере. Маргарита Ямщикова рассказывала: «Писарь из Козельска, он обратил на себя внимание студентов. Чем? Может быть, своим чарующим, проникновенным голосом. И они занялись им, вместе читали и разбирали Шекспира. Козельский бросил переписку бумаг, бросил обивать пороги казенных и контрольных палат и стал пробовать свои силы на сцене. И сначала, говорят, валил, неуклюже двигаясь, картонные кусты и вазы, тыкался не в те двери, говорил невпопад. А потом из утенка превратился в лебедя. В семидесятые годы он, не достигши еще тридцати лет, уже стал в провинции знаменитостью.

У Козельского было много ролей старого репертуара, частью ходульных, в которых он все же потрясал публику, но, кажется, он ни над одной столько не работал, как над «Гамлетом». Отец говорил, что вместе со своими учителями он составил роль по нескольким переводам, выбрав из них, как ему казалось, наиболее удачные места».

Козельскому публика прощала все, и даже то, что он иногда появлялся на сцене не совсем трезвым. Новочеркасцы буквально обожествляли своего кумира. Маргарита Владимировна вспоминала, что «молодежь безумствовала на спектаклях, крича до хрипоты:

- Фора! Фора! Козельского! Бра-а-во! Козельский!

И потом разговоры отца дома:

Вчера Козельский едва довел роль до конца. Пьян, а публика не замечает… кумир! От одного звука голоса сердца замирают. Массовый гипноз …».

Многие в Новочеркасске специально ходили в театр на Козельского. Встречаясь, новочеркасцы нередко говорили друг с другом не только о повседневных делах, но и о том, как хорош был в очередном спектакле их кумир. Характеристику, данную ему Маргаритой Ямщиковой, можно назвать дежурной: «Фигура обаятельная. Голос, хватающий за сердце своей удивительной задушевностью: Иванов-Козельский».

Другой из кумиров новочеркасцев – Владимир Чарский - был неразлучен с женой Марией Андреевной. Она сопровождала его повсюду, и весь донской город привык их видеть только вдвоем. Маргарита Владимировна свидетельствовала: «Чарский, кумир Киева, и в Новочеркасске завоевал себе сразу положение… Жена на него молилась. Они бывали у нас постоянно вместе и казались неразлучной парой. Было что-то материнское в обращении Марии Андреевны с Владимиром Васильевичем. Она гордилась им и рассказывала с восторгом:

- Забросали цветами, честное слово! Женщины, что делают женщины! Срывают с себя драгоценности и кидают на сцену к ногам Володи!».

Однако случилось то, что случилось. Неразлучная пара Чарских распалась, известный актер увлекся другой. Маргарита Владимировна вспоминала: «Чарского постигла трагическая участь. В конце сезона он бросил жену и уехал из Новочеркасска с молоденькой водевильной актрисой Лолой (Гвоздиковой)… каково же было удивление всех, когда эта Лелечка увлекла нашего знаменитого Чарского. Они поселились в Москве, долго жили вместе; у них были дети. Но Лелечка-Лола стала стареть и, боясь старости, повесилась.

Ее мать бывала у нас в Петербурге и отрывочно рассказывала эту трагическую историю. Чарский так был убит смертью жены, что помешался, всюду ее видел, разговаривал с нею, забросил театр».

И еще об одном властителе настроений новочеркасских зрителей. На сцене городского театра играл также актер Николай Аграмов, который первоначально претендовал на роль кумира публики, но, в конце концов, стал ею восприниматься как антикумир. Маргарита Ямщикова о нем рассказывает: «Несколько лет спустя (после Иванова-Козельского и Чарского – А.Д.) в Новочеркасске служил актер Аграмов с женой… Удивительно некрасивый, он одевался оригинально, в какой-то клетчатый костюм, который к нему чрезвычайно шел, придавая вид англичанина. Довольно высокого роста, он водил с собою огромного дога, как нельзя более гармонировавшего своей тигровой окраской с костюмом хозяина.

Жена Аграмова была миловидная блондинка, о кротости которой и о слабом здоровье знал весь город. Публику тронул образ Нины в «Маскараде», который дала актриса. Арбенина играл Аграмов.

И вот этот отравитель Нины слился в представлении новочеркасских театралов в один образ – злодея, коварного мужа, так как весь город знал, что Аграмов изменяет своей жене и, несмотря на очень некрасивую внешность, пользуется головокружительным успехом у женщин.

В прощальный спектакль сезона, в бенефисе Аграмова, его забросали не цветами, а гнилыми яйцами, крича:

- Долой Аграмова! Вон! Вон!

- Это тебе за жену … получай!».

Так театральный образ Арбенина, слившись с реальным образом актера Аграмова, дал удивительный гибрид типажа, поступки которого в реальной жизни воспринимались в единстве с действиями на сцене. Аграмову стало трудно, почти невозможно играть в новочеркасском театре. Итогом этой ситуации и стал описанный бенефис, о котором театральный рецензент «Донских областных ведомостей» рассказывал на страницах газеты в феврале 1882 года: «Полон был театр и в бенефис господина Аграмова, хотя «Свадьба Кречинского», данная в этот спектакль, безусловно, провалилась, а сцена из «Русалки» даже была ошикана». Далее рецензент написал: «Публика уважает г. Аграмова, знает его разнообразный талант и слепо верила, что всякая роль ему под силу, и оказалось, что сам бенефис был едва спасен».

В этом высказывании слово «уважает» стоило бы все-таки привести в прошедшем времени, ведь главная причина провала бенефиса состояла именно в том, что публика перестала уважать бенефицианта, и он просто не мог играть на сцене без оглядки на предвзятое отношение к себе. В истории новочеркасского театра Аграмов остался тем уникальным персонажем, который олицетворяет собой скандальную метаморфозу кумира публики в антикумира. Впрочем, философы утверждают, что переход чего-либо в свою противоположность - это «нормальное» диалектическое превращение. Удивляет лишь та легкость, с которой публика бросалась из одной крайности в другую. Ах, эта публика!